Гилельс эмиль григорьевич, Неповторимый Эмиль Гилельс в Доме Пашкова
Участвуй в опросе. С 13 лет продолжил обучение в Одесской консерватории у Б. Все упомянутые черты действительно составляли фундамент художественных построений пианиста. Широко прибегая на уроках к методу показа, демонстрировал студентам, главным образом, не те произведения, которые они играли, а контрастные или сходные с ними по характеру.
На программе, которую я увидел впервые в жизни, было напечатано: «Соната Моцарта исп. Миля Гилельс». Я решил, что «исп. Я кончил играть. Рояль стоял у самого окна. На дерево за окном прилетели красивые птицы. Забыв, что это эстрада, я с большим интересом стал разглядывать птиц.
Тогда ко мне подошли и тихо предложили поскорее уйти со сцены. Я неохотно ушел, оглядываясь на окно. Так кончилось мое первое выступление» Гилельс Э. В летнем возрасте Гилельс переходит в класс Берты Михайловны Рейнгбальд. Он переигрывает здесь огромное количество музыки, узнает много нового — и не только в области фортепианной литературы, но и в других жанрах: оперном, симфоническом. Рейнгбальд вводит юношу в круги одесской интеллигенции, знакомит с рядом интересных людей.
Человек большой внутренней культуры, один из лучших преподавателей, работавших в те годы в Одесской консерватрии, Рейнгбальд многим помогла своему ученику.
Она вплотную подвела его к тому, в чем он более всего нуждался. Главное же, всем сердцем привязалась к нему; не будет преувеличением сказать, что ни до, ни после нее Гилельс-ученик не встречал такого к себе отношения Чувство глубокой признательности к Рейнгбальд он сохранил навсегда. А вскоре к нему пришла слава. Настал год, в столице был объявлен Первый Всесоюзный конкурс музыкантов-исполнителей. Отправляясь в Москву, Гилельс не слишком рассчитывал на удачу.
То, что произошло, оказалось полной неожиданностью для него самого, для Рейнгбальд, для всех остальных. Один из биографов пианиста, возвращаясь к далеким дням конкурсного дебюта Гилельса, рисует следующую картину:.
Он деловито подошел к роялю, поднял руки, помедлил и, упрямо сжав губы, заиграл. В зале насторожились. Стало так тихо, что, казалось, люди застыли в неподвижности. Взгляды устремились на эстраду. А оттуда шел могучий ток, захватывая слушателей и заставляя их подчиняться исполнителю. Напряжение нарастало.
Устоять перед этой силой было невозможно, и после финальных звуков «Свадьбы Фигаро» все ринулись к эстраде. Правила были нарушены. Аплодировали слушатели. Аплодировало жюри. Незнакомые люди делились друг с другом своим восторгом.
У многих на глазах показались слезы радости. И только один человек стоял невозмутимо и спокойно, хотя все волновало его,— это был сам исполнитель» Хентова С. Эмиль Гилельс. Успех был полным и безоговорочным. Впечатление от знакомства с подростком из Одессы напоминало, как говорили в ту пору, впечатление от разорвавшейся бомбы. Газеты запестрели его фотографиями, радио разнесло весть о нем по всем уголкам Родины.
И то сказать: первый пианист, одержавший верх на первом в истории страны состязании творческой молодежи. На этом, впрочем, триумфы Гилельса не кончились. Минуло еще три года — и у него вторая премия на Международном конкурсе в Вене. Затем — золотая медаль на труднейшем соревновании в Брюсселе Нынешнее поколение исполнителей приучено к частым конкурсным баталиям, теперь не удивить лауреатскими регалиями, званиями, лавровыми венками разных достоинств.
В довоенные времена было по-иному. Конкурсов проводилось меньше, победы значили больше. В жизнеописаниях выдающихся художников нередко акцентируется одна примета, постоянная эволюция в творчестве, безостановочное движение вперед. Дарование рангом поменьше рано или поздно закрепляется на определенных рубежах, талант крупного масштаба не задерживается подолгу ни на одном из них.
Нейгауз, руководивший занятиями юноши в Школе мастерства при Московской консерватории — ,— замечательна своей неуклонной, последовательной линией роста и развития.
Многие, даже очень талантливые пианисты застревают на какой-то точке, дальше которой особенного движения движения вверх! Обратное — у Гилельса. Из года в год, от концерта к концерту его исполнение расцветает, обогащается, совершенствуется» Нейгауз Г. Так было в начале артистического пути Гилельса, то же сохранилось и в дальнейшем — вплоть до последнего этапа его деятельности.
На нем, кстати, следует остановиться особо, рассмотреть его поподробнее. Во-первых, он сам по себе на редкость интересен. Во-вторых, сравнительно меньше освещен в печати, нежели предыдущие. Музыкальная критика, прежде столь внимательная к Гилельсу, в конце семидесятых — начале восьмидесятых годов словно не поспевала за художественной эволюцией пианиста. Итак, что же было характерно для него в этот период? То, что находит, пожалуй, наиболее полное выражение в термине концептуальность.
Предельно четкая выявленность художественно-интеллектуального замысла в исполняемом сочинении: его «подтекста», ведущей образно-поэтической идеи. Примат внутреннего над внешним, содержательного — над технически формальным в процессе музицирования.
Не секрет, концептуальность в подлинном значении этого слова — том, которое имел в виду Гёте, утверждавший, что все в произведении искусства определяется, в конечном счете, глубиной и духовной ценностью концепции,— явление достаточно редкое в музыкальном исполнительстве.
Свойственное, строго говоря, лишь достижениям самого высокого порядка — таким, как творчество Гилельса, у которого везде, от фортепианного концерта до миниатюры на полторы-две минуты звучания, на переднем плане серьезная, емкая, психологически сконденсированная интерпретаторская идея.
Когда-то Гилельс превосходно концертировал; его игра поражала и захватывала технической мощью; правду говоря, материальное тут заметно превалировало над духовным.
Что было, то было. Последующие встречи с ним хотелось отнести, скорее, к своего рода беседам о музыке. Беседам с маэстро, который умудрен огромным опытом исполнительской деятельности, обогащен многолетними и все более усложнявшимися с годами художественными раздумьями, придавшими, в конечном счете, особую весомость его — как интерпретатора — высказываниям и суждениям.
Это давало о себе знать едва ли не в каждом номере обширного гилельсовского репертуара.
Но, пожалуй, с наибольшей отчетливостью просматривался эмоциональный мир пианиста в его Моцарте. В противовес легкости, изяществу, беспечной игривости, кокетливой грации и прочим аксессуарам «галантного стиля», примелькавшимся при интерпретации сочинений Моцарта, в гилельсовских версиях этих сочинений доминировало нечто неизмеримо более серьезное и значительное.
Негромкий, но очень внятный, скандированно-четкий пианистический выговор; приторможенные, временами подчеркнуто замедленные темпы этот прием, к слову, все чаще и эффективнее применялся пианистом ; величавые, уверенные, проникнутые огромным достоинством исполнительские манеры — в итоге же общий тонус, не совсем обычный, как говорилось, для традиционного истолкования: эмоционально-психологическая напряженность, наэлектризованность, духовная сконцентрированность Эмиль Гилельс заставил нас задуматься над многими традиционными и привычными вещами» Шуман Карл.
Южнонемецкая газета. Действительно, гилельсовский Моцарт — будь то Двадцать седьмой или Двадцать восьмой фортепианные концерты, Третья или Восьмая сонаты, ре-минорная Фантазия или фа-мажорные вариации на тему Паизиелло Произведения, наиболее часто фигурирующие на моцартовской афише Гилельса в семидесятые годы.
Видение пианистом звуковой поэтики автора Реквиема было сродни тому, что вдохновляло в свое время Огюста Родена, автора широко известного скульптурного портрета композитора: тот же акцент на моцартовскую самоуглубленность, моцартовские конфликтность и драматизм, спрятанные иной раз за очаровательной улыбкой, моцартовскую затаенную грусть.
Подобная душевная настроенность, «тональность» чувствований вообще была близка Гилельсу. Как и у каждого крупного, нестандартно чувствующего художника, у него был свой эмоциональный колорит, сообщавший характерную, индивидуально-личностную окраску создаваемым им звуковым картинам.
В этом колорите все более отчетливо проскальзывали с годами строгие, сумеречно-затемненные тона, все заметнее становились суровость и мужественность, пробуждавшие смутные реминисценции — коль уж продолжать аналогии с изобразительными искусствами,— связанные с работами старых испанских мастеров, живописцев школы Моралеса, Рибальты, Риберы, Веласкеса Один из зарубежных критиков высказал однажды мнение, что «в игре пианиста всегда можно почувствовать что-то от la grande tristezza — великой грусти, как называл это чувство Данте».
Таковы, к примеру, у Гилельса Третий и Четвертый фортепианные концерты Бетховена, его же сонаты, Двенадцатая и Двадцать шестая, «Патетическая» и «Аппассионата», «Лунная», и Двадцать седьмая; таковы баллады, соч. Произведения, сопутствовавшие артисту на протяжении значительной части его творческой биографии, отчетливо демонстрировали метаморфозы, происходившие с течением лет в гилельсовском поэтическом миросозерцании; иной раз казалось, что на их страницы словно бы ложился скорбный отблеск Претерпела изменения со временем и сама сценическая манера артиста, манера «позднего» Гилельса.
Обратимся, например, к старым критическим отчетам, вспомним, что было у пианиста когда-то — в молодые годы. Была, по свидетельству тех, кто его слышал, «каменная кладка широких и прочных построений», был «математически выверенный крепкий, стальной удар», сочетавшийся со «стихийной мощью и ошеломляющим напором»; была игра «подлинного атлета фортепиано», «ликующая динамика виртуозного празднества» Г. Коган, А. Альшванг, М. Гринберг и др. Затем пришло иное. Все менее заметной сделалась «сталь» гилельсовского пальцевого удара, все строже стало браться под контроль «стихийное», все дальше отходил артист от фортепианного «атлетизма».
Да и термин «ликование» стал, пожалуй, не самым подходящим для определения его искусства. Вернуть стандартные настройки Скрыть. Радио классической музыки «Орфей» Энциклопедия. Критики называли Гилельса «маленьким гигантом».
Пианист и вправду был невысокого роста, коренастый, с пышной копной волос песочного цвета и короткими, не характерными для игры на рояле, пальцами. Однако благодаря своему дару он смог достичь головокружительных высот, каких ещё никто не достигал. Эмиль Григорьевич Гилельс родился 19 октября года в прекрасном городе на побережье Чёрного моря, как тогда его называли, в «маленьком Париже» — в Одессе, уроженцами которой также были и Ойстрах, и Мильштейн.
Его родители не были профессиональными музыкантами, но своим детям постарались дать классическое образование. Первым учителем маленького пианиста стал Яков Ткач. Этот музыкант учился в своё время в Париже у Рауля Пюньо, который в каком-то смысле унаследовал романтические традиции Шопена, был его «педагогическим внуком».
Учителем Пиньо был Жорж Матьяс, который в свою очередь постигал азы профессии у Калькбреннера и Шопена. Свой первый публичный концерт Эмиль отыграл в возрасте тринадцати лет с серьёзной программой: Восьмая соната Бетховена, сонаты Скарлатти, несколько этюдов и вальсов Шопена, пьесы Шумана, Мендельсона, Листа. Педагог по призванию, эта хрупкая женщина воспитала целую плеяду выдающихся пианистов.
Гилельс, уже будучи аспирантом Нейгауза, бывало приезжал в Одессу держать совет у Берты Михайловны. В году в Одессу в рамках гастрольного турне приехал знаменитый пианист Артур Рубинштейн. Послушав как играет юный Гилельс, он заметил: " Я не нахожу слов, чтобы описать, как он играл. Скажу одно: если он когда-либо приедет в Соединенные Штаты, мне тут нечего будет делать».
Звёздный час для Гилельса наступил в году на Первом Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей. Эмилю тогда была всего шестнадцать лет. Его игра опрокинула все традиционные представления о виртуозности.
Став безоговорочным обладателем первой премии на конкурсе, Гилельс прославился на всю страну. С по год Эмиль Гилельс оттачивает своё мастерство в Московской консерватории под руководством гениального Генриха Густавовича Нейгауза. Ощущая уверенность в своих силах, Гилельс рвался в бой, испытать себя на большой конкурсной эстраде.
Вскоре такой случай ему выпал: в году в Брюсселе проводился конкурс имени Эжена Изаи среди пианистов. Как тут не испугаться! Соперники у Гилельса были сильнейшие, взять того же Артуро Бенедетти Микеланджели. Однако первое место досталось советскому пианисту Эмилю Гилельсу. Победа не вскружила голову молодому музыканту.
